Теоретические аспекты неклассических этик: НРД в контексте действующих правовых норм

Автор статьи: 

Источник: Викторук Е., Григорьева Л. Теоретические аспекты неклассических этик: НРД в контексте действующих правовых норм. //Религия и право. - 2003. - №2 (30). - С. 28-29.

Понятие «этика» сегодня истолковывается неоднозначно. Под данным термином понимают и свод морально-нравственных императивов данного общества, и конкретные поведенческие стереотипы, ритуалы, а также и специальные инструментальные способы достижения любых, в том числе и неэтических, целей. Существуют и неклассические этики, в которых как форма, так и содержание подвижны, вариативны, поскольку возникают спонтанно, под воздействием изменяющихся реалий общественного бытия.

Неклассические этики, лишь недавно ставшие предметом специального научного анализа1, определяются как системы морали, спонтанно формирующиеся вне границ официальной этики. Их предметом является ценностно-определяемая практика личности и общества, морально насыщенные выводы и рассуждения, становящиеся основанием социально изменяемой практики. Неклассические этики отличаются от классических своим языком, способом экспликации которого являются не категории, а экзистенциалы и экзистенциальные понятия (М. Хайдеггер), а также особым стилем аргументации. Это системы морали, опирающееся на неклассический идеал рациональности и обладающие огромным убеждающим влиянием в отношении морально-этических ценностей и способов их достижения.

Неклассические этики убедительно свидетельствуют, что этика — не просто теоретизирование, это прежде всего системы практик, поведенческие стереотипы, которые могут и должны в определенных ситуациях изменяться. Этика, как отмечали и Конфуций, и Аристотель, — это то, что делает человека человеком. «Делает» в данном случае означает формообразует, придает форму, и формы эти проявляются, закрепляются в конкретных поведенческих образцах, способах действия вообще. Именно поэтому неклассические этики формируются в таких областях знания и практики, как экономика, бизнес, психология, этнология и др.

Неклассические этики в нашей стране стали активно проявлять себя с разрушением политической, экономической и идеологической системы Советского Союза. Моноидеология советского общества включала в себя и систему официально пропагандируемой морали (этики) строителя коммунизма, закрепляющей такие нравственные приоритеты, как коллективизм, интернационализм, бескорыстие, способность к самопожертвованию, бескомпромиссность, безусловную ценность традиционной семьи — ячейки социалистического общества и др. Девяностые годы XX века в России ознаменовались кардинальной ломкой всей прежней системы, включая и ее этический элемент. Начался разнонаправленный и неоднозначный процесс поиска и формирования новых этических моделей. Таковыми стали этика бизнеса, биоэтика и другие формы прикладной этики. В то же время массовая культура начала активную пропаганду и навязывание модели разноплановых и в том числе весьма сомнительных образцов поведения.

Ответной реакцией общества стало формирование собственных альтернатив в области этики и морали. Особое место среди них занимают так называемые новые религиозные движения, которые предлагают свое решение проблем в сакральной форме. В общем контексте социальных процессов России 90-х годов данный феномен заслуживает особого рассмотрения.

Этики нетрадиционных религий обнаруживают признаки неклассических этик. При этом процессы возникновения и становления неклассических этик в современном мире затрагивают не только общие философско-социологические проблемы, но в ряде случаев имеют непосредственный выход на конкретные правовые вопросы. В том случае, если новые практические модели неклассических этик, вступая в фактическое противоречие с традиционными этическими нормами данного общества, не имеют институционального оформления, их постепенное распространение может происходить исподволь и незаметно. Однако, когда возникает заявка на кардинальное изменение моральных парадигм, исходящая от оформленной группы радикального типа, например, нового религиозного движения, ситуация резко обостряется. Модели традиционных этик, сформировавшиеся на протяжении веков и освященные авторитетом культурообразующих религий, создают фундамент существования данного общества, согласуются с оптимальными для данной культуры способами выживания, воспринимаются,как условие и гарантия стабильности. В связи с этим в законодательстве всех уровней, от международного до местного, защита традиционных морально-нравственных ценностей считается одной из важнейших задач.

Так, уже в ст.29 п.2 Всеобщей декларации прав человека указывается «При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только тем ограничениям, которые установлены законом исключительно с целью .... удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе». Этот же аспект, касающийся защиты традиционных нравственных норм общества, оговаривается в ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах; в ст. 1., п. 3 Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений и других международных документах.

В ст. 14 действующего Закона РФ «О свободе совести и о религиозных объединениях» говорится о том, что принятие судебного решения о запрещении деятельности и ликвидации религиозного

28

объединения может быть осуществлено по ряду весомых оснований. Среди таких оснований называется «нанесение установленного в соответствии с законом ущерба нравственности...». Но это в теории. На практике все обстоит значительно сложнее.

Рассмотрим только один пример — процессы формирования и эволюции новой этики личностно-семейных отношений в Церкви последнего завета (общине Виссариона). Возникшая в 1991 году, до 1999 г. эта организация активно пропагандировала традиционную модель семьи. Единственным отличием, заметным со стороны, было возникновение нескольких семейных пар, в которых жена была на 10-20 лет старше своего юного мужа (ей 36-45 лет, ему 18-20) . Причем эти типы семьи в видеофильмах о своей жизни начала 90-х активно рекламировались виссарионовцами. Социологические исследования, проведенные нами в общине в 1996 году показали, что на тот момент здесь соотношение мужчин и женщин распределялось как 60:40. Это соотношение довольно легко объяснимо. Романтические пионерские настроения, склонность к максималистски-революционным преобразованиям, борьба с трудностями — прерогатива активных молодых мужчин. Женщина же традиционно — хранительница устоев. Она более склонна к стабильности, консерватизму. Поэтому контингент женщин «первой волны» был представлен в значительной части одинокими, гиперактивными, моложавыми дамами, «боевыми подругами» или же верными женами, преданно последовавшими за своими супругами на край света. Создавались новые семьи, рождались дети, с 1996 года уже по непосредственному указанию «учителя». Для многих семей, оставшихся без работы и без денег, ежемесячное пособие на детей, которое выдается в первую очередь многодетным семьям, стало единственным или важнейшим источником средств существования. Таким образом, патриархальная многодетная семья на протяжении ряда лет являлась главной ячейкой общины.

Но с 1999 года ситуация начинает резко меняться. В своей ежегодной «программной» проповеди, на очередном «дне рождения» общины Виссарион вдруг заявил, что ревность есть эгоистическое, собственническое чувство, мужчина как творческое существо может любить сколько угодно женщин, и в этом нет ничего предосудительного. Мне довелось присутствовать на этом празднике и записать его речь, так же как и ответы на вопросы верующих. «Учитель, означает ли это, что отменяется заповедь «не прелюбодействуй?» — «Это не заповедь, а инструкция! Ведь здесь ничего не говорится о любви. А инструкция хороша, только чтобы трактор заводить!» Далее шли пространные рассуждения о том, что только духовно зрелые люди могут понять «сию тайну», что для художника каждая женщина, как новый цвет, и нельзя же рисовать только одним цветом и т.п. Возможно, изменение вероучительных установок могло быть связано и с тем, что шли годы, старшие по возрасту жены старились, юные мужья взрослели, в общине подросли невесты, постепенно начал меняться контингент приезжающих сюда на постоянное жительство. Со временем начали изменяться и демографические характеристики. Анализ выборки трех крупнейших поселений общины за 2002 год показал увеличение числа женщин в среде общинников до 50—55% .

Новая установка «сверху» на первых порах вызвала такой всплеск энтузиазма среди представителей сильного пола, что в общине начал назревать «бабий бунт». Далеко не все законные жены захотели «смирять свой эгоизм», благословляя своих супругов на новые любовные связи и отношения. Последовал ряд громких скандальных коллективных разборок на закрытых собраниях «Единой семьи» — самодеятельного органа самоуправления в деревнях. Результатом стало внесение «учителем» уточнений и корректив, так как, по-видимому, у рядовых верующих не хватило духовной зрелости, чтобы понять своего кумира правильно. В итоге появилась новая, достаточно оригинальная модель рекомендуемых общинникам семейных отношений. Причем, для внешнего мира Виссарион говорит одно, а для своих (в общине с этого времени появилась жесткая цензура на распространение материалов) — другое. Официально считается, что если семья распалась, супруги фактически разошлись, а у одного из них — почему-то, как правило, у мужчины — появилась новая семья, то старую жену с детьми муж обязан содержать, заботиться о ней и, конечно, не гнать из дому. Однако для «внутреннего пользования» даются совершенно другие инструкции. Аудиозапись одной из таких «разъяснительных бесед» Виссариона с женщинами общины в свое время с интересом прослушал весь состав Экспертного совета для проведения религиоведческой экспертизы Минюста РФ. Согласно новой виссарионовской этике, женатый мужчина теперь не имеет права сам проявлять знаки внимания к посторонним женщинам. Однако женщине разрешено дать понять чужому мужу, что он ей нравится. В случае отклика со стороны мужчины он должен обсудить эту ситуацию со своей женой. Истинно верующая жена, желающая счастья своему мужу, может разрешить ввести в дом новую потенциальную жену. Далее следует время «притирки», если новая подруга мужа ладит с семьей, складывается «треугольник». По рекомендации «учителя» именно первая жена должна благословить своего супруга на близкие отношения со второй женой. И хотя эта практика не получила в общине широкого распространения, несколько «треугольников» существует уже по нескольку лет.

Конечно, в жизни далеко не всегда получается так гладко. Я знаю семьи, в которых первые жены и их дети пережили такую ситуацию как огромную личную трагедию, однако такая форма трансформации семейно-личных отношений в ЦПЗ продолжает сохраняться и по сей день. Да и сам «учитель», отец пятерых детей, минувшим летом на одном из закрытых собраний отвечал на вопросы женщин общины по поводу своего особого отношения к молоденькой москвичке Елене К.

Все вышеописанное трудно и едва ли возможно определить как этическую модель, соответствующую традиционным для России, и тем более для России православной, представлениям о морально-нравственной норме, о границах допустимого и возможного. Но сами последователи Виссариона на все обращенные к ним претензии отвечают, что в миру, где катастрофически падает рождаемость, девальвируется понятие какой бы то ни было ответственности мужчины перед женщиной, процветает культ половой разнузданности, их модель является более гуманной и более нравственной.

Для правоведов в данной ситуации возникает еще один вопрос: можно ли рассматривать указанный прецедент в качестве законного основания для судебного рассмотрения вопроса о запрещении деятельности данного религиозного объединения, в соответствии с уже приводившимися положениями ст. 14 действующего Закона о свободе совести? Или же добровольное двоеженство не может рассматриваться как нарушение закона, влекущее санкции по отношению к конкретному новому религиозному объединению, оставаясь частным делом

29

свободных граждан в меняющемся полицентрическом мире? Причем ответ должно дать государство, исходя из соблюдения интересов большинства населения России, приоритетов сохранения стабильности в общеаве, укрепления основ морально-нравственного базиса общества как основы его выживания и восстановления.

Этика новых религиозных движений являет собой очередной выброс пассионарной энергии, выражающийся в смене этических доминант и формировании новых социально-этических императивов. Будущее «Нью эйдж» рисуется достаточно перспективным, но не безопасным для судеб человечества в целом. А этика «ньюэйджеров», по мнению некоторых ее представителей, отрицает сама себя и, по словам известного представителя этого направления Д. Редьяра, переходит в эстетику (одна из глав его книги «Астрология личности» называется «Эстетика вместо этики»). Постмодернизм во всей его противоречивости демонстрирует таким образом свои практические социальные эксперименты и воплощения.

Сегодня специалисты, фиксирующие «бум новой религиозности», говорят о плюрализме и свободе совести, в которых отражается это явление. Однако так или иначе, религиозные теории морали самым острым образом ставят проблемы социального преобразования, иерархии и свободы человеческой личности, творческого развития и места человека в мире.

Тысячелетия религия и мораль развивались вместе, неразрывно, и начало XXI века — время, когда новые религиозные движения одними из первых предлагают новые формы моральных практик, обещают процветание и благоденствие на их основе. Однако далеко не все с этим согласны. На наш взгляд, заслуживает внимания точка зрения Ф. А. Хайека — одного из крупнейших мыслителей современности.

Сохранение благотворных традиций, считает Хайек2, во многом — заслуга мистических и религиозных верований, и прежде всего — ведущих монотеистических религий. «Это значит, что — нравится нам или нет — сохранением определенных практик и развитием цивилизации, выросшей на их основе, мы в немалой степени обязаны верованиям, которые не назовешь ни истинными — или верифицируемыми, или поддающимися проверке (как поддаются научные высказывания), — ни тем более следующими из каких-либо рациональных доказательств. Порою я думаю, что не мешало бы именовать хотя бы некоторые из них «символическими истинами»3.

Рациональный, плановый подход к регулированию как религии, так и морали не только бессмысленен, но и опасен. Это доказала практика социализма с ее лозунгом «религия — опиум народа» и желанием освободить человечество от религиозной зависимости. Хайек констатирует объективность спонтанных процессов социокультурного развития: «Как бы то ни было, религиозное представление

0 том, что нормы морали определяются не постижимыми для нас силами, может, во всяком случае, быть ближе к истине (пусть и не по той причине, которая предполагалась), чем рационалистическая иллюзия, будто человек, поднатужив свой интеллект, сумел изобрести нормы морали, а те наделили его могущественной способностью достигать гораздо большего, чем он вообще мог предвидеть»4.

Существование неоспоримой исторической связи между религией и ценностями, формировавшими нашу цивилизацию (семья, право), разумеется, не означает, что есть некая внутренняя связь между любой религией как таковой и этими ценностями. На протяжении последних двух тысяч лет многие основатели религий выступали против собственности и семьи. Однако выжили и сохранились, лишь те религии, которые поддерживали собственность и семью.

Как происходил отбор благотворных обычаев и традиций в религии? — спрашивает ученый. Обычаи, благотворное воздействие которых не воспринималось теми, кто их практиковал, тогда только могли сохраняться так долго, когда их преимущества успевали проявиться в полной мере, когда они были подкреплены какими-то иными могущественными верованиями. И некоторые мощные сверхъестественные и магические представления годились для выполнения этой задачи. Те же религиозные эксперименты, которые вели к вырождению социума, какими бы благими целями ни руководствовались или ни прикрывались их создатели, канули в Лету.

 

1 Викторук Е.Н. Этика перемен: очерки неклассических теорий морали. Красноярск, 2002.

2 Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. — Пер. с англ. — М.: Изд-во «Новости» при участии изд-ва «Catallaxy», 1992.

3 Там же, с. 232-233.

4 Там же, с. 233.